Надир-шах в Андалале

В начале 30-х гг. XVIII столетия власть в Персии захватил полководец Тахмасп-кули-хан, позднее объявивший себя Надир-шахом. В 1733 г. он нанес крупное поражение турецким войскам под Багдадом и, заключив мир с Турцией получил от султана «хатти-шариф» - приказ для всех турецких пашей на завоеванных землях немедленно очистить провинции, находящиеся под их управлением. Сурхай-хан Казхикумухский (в 1725 г. ему было поручено Турцией управление Шемахой, с утверждением в звании хана), к тому времени двухбунчужный турецкий паша. и полновластный правитель благодатного Ширвана, получив такой приказ, категорически отказался сдать Шемаху Персии – он убил посланника, написав Надир-шаху гневное: «…и по какому праву вмешиваетесь в то, что принадлежит мне?». Отказ его сдать Шемаху Персии вызвали в 1734-1741 гг. со стороны Надир-Шаха походы на Дагестан.

В конце лета 1734 г. Надир-шах с огромной армией направился на Ширван для наказания дерзкого и непокорного Сурхай-хана. Надир-шах буквально следовал по пятам за отступающим от Шемахи Сурхай-ханом. Как писал генерал-аншеф В.Я. Левашов (в то время управляющий с особыми полномочиями присоединенной при Петре I от Персии областями) «от великой пушечной стрельбы Сурхай устоять не мог, и с войски своим ретировался». Сурхай ушел в горы, а персидские войска, преследуя его, подступили к Кумуху. После решающего сражения Левашов запишет: «…Сурхай принужден далее бежать и Тахмас-хан в упомянутый городок вступил…», а Сурхай-хан «прибыл в аварское владение, остановился в деревне Джук и тамо умножает войско свое с намерением еще Тахмас-хану учинить сильное противление». По «Хронике войн Джара» (XVIII в.) известно, что далее из Чоха Сурхай направился в Ругуджу, Телетль и затем, так и не найдя ни в одном ауле поддержки («…дагестанцы не оказали ему помощи»,- констатирует хроника) остановился с остатками своего войска на Гунибе. Между тем, Надир-шах «…по истечении недели, по случаю приближающейся зимы и не надеясь скоро покончить с Сурхаем, скрывшимся в Аварии» выступил из Кумуха и двинулся обратно на юг.

Второй поход Надир-шаха, который последовал в следующем году, в 1735 г., окажется для Сурхай-хана таким же тяжелым. На подступах к Кумуху, после упорнейшей схватки, с большими потерями горцы были вынуждены отступить. А к шаху Надиру на другой день прибыла депутация из Казикумуха «с повинною головою, извещая его, что Сурхай удалился в Аварию».

Ни в первый, ни во второй раз, не смотря на то, Сурхай-хан с остатками отряда находился совсем рядом, Надир-шах не преследует его и не вторгается в пределы аварских обществ. Свой третий поход в горы Дагестана Надир-шах предпримет весной 1741 г. На первый взгляд может создаться впечатление, что персидский шах предпринимал свои дагестанские разрушительные походы только по той причине, что Сурхай хан наотрез отказался передать ему Шемаху с округой. Однако, учитывая, что Надир-шах вынашивал планы завоевания Северного Кавказа и подчинение Дагестана входило не только в его политические амбиции, но и в реальные захватнические планы, то неизбежность и историческая значимость Андалальского сражения становится очевидна.

В 1741 г. Надир со 100-тысячной армией вторгается в Дагестан.

На ультимативное требование Надир-шаха явиться к нему в Дербент с покорностью, дабы – со слов персидского историографа Мухаммеда Казима - «удостоиться целования порога Надира», Сурхай-хан Казикумухский и уцмий Кайтага Ахмед-хан ответили отказом, решив до последнего «бороться и биться». Завоеватели двинулись в горы Дагестана двумя колоннами. Одна из них во главе с Лютф Али-ханом и Гайдар-беком из Дербента через Кайтаг и шамхальство Тарковское двинулись в Дженгутай – столицу Мехтулинского ханства. Основные силы персов под командованием самого шаха Надира уже по известному пути из Кабалы через Шах-даг, Могу-даре в направлении Казикумуха.

Наступление Лютф Али-хана в середине июня было остановлено под Дженгутаем. Мехтулинский владетель Ахмед-хан, выдержавший первый натиск врага, в связи с тем, что тарковский шамхал Хасбулат «сообщился с неприятелем», оказался в трудном положении. Он обращается за помощью в Кизляр и сообщает, что «…все дагестанцы от самых андийцев до авар положили с прочими горскими народы намерение заодно и баталию с персиянами дать изготовились, однако ожидают российского войска». Но Россия не могла оказать дагестанцам помощи, связанная Гянджинским союзным договором (1735 г.) с Персией и мирным Белградским соглашением (1739 г.) с Османской империей. В то же время Сурхай-хан Казикумухский предпринимает попытку заручиться поддержкой Турции, но тщетно. Оказавшись без поддержки в этот трудный момент, горцы стали готовиться к тяжелой и продолжительной борьбе с завоевателями.

Спешные оборонительные меры предпринимали Сурхай-хан Казикумухский, уцмий Кайтага Ахмед-хан, акушинские, кубачинские и цудахарские старшины. Готовясь к обороне и защите Сурхай хан, как пишет современник, посылает «людей во все города и села Дагестана, вплоть до округов…аваров, что бы прибыли они со своим войском». Между Сурхай-ханом и чохским джамаатом издавна был заключен политический союз, закрепленный в договоре, известном как «Соглашение чохцев с Сурхаем Казикумухским». По этому соглашению, «жители города Чох» обязались быть «рядом с Сурхаем и его сыновьями подобно тому, как их предки были рядом с его предками...». Возможно именно тогда было написано известное письмо Сурхай-хан Казикумухского, в котором он обращается к «… своим дорогим братьям, самым лучшим друзьям, чохским ученым, хаджиям и молодежи» с призывом: «…выходите все воевать с каджарами. Сегодняшний день – это тот день, когда каждый мусульманин свято обязан идти на войну с проклятыми людьми». Подобные письма были отправлены ко всем андалальским джамаатам, к другим аварским союзам сельских общин, к Акушинскому обществу, хунзахскому хану. Надо заметить, что к XVIII в. все сельские общины Дагестана, входившие и в ханства, и «вольные общества», находились в рамках единой правовой системы - союзных отношениях, письменно закрепленных на различных соглашениях и общих адатах (обычаях). Именно в них были заложены основы общей политической культуры и общественной консолидации дагестанского народа.

14 августа 1741 г. Надир-шах захватил Кумух. Понеся большие потери в сражении и потеряв надежду на успех, 12 августа 1741 г. Сурхай вместе с казикумухскими старшинами явился в шахский лагерь с изъявлением покорности. Находившийся в персидском лагере российский дипломат И.П.Калушкин в тот же день отправил об этом следующую депешу: «Сурхай видя свое изнеможение против шаха стоять, запотребно признал знатными старшинами шаху покорность принесть». Дети же Чулак Сурхая, Мухаммад и Муртузали, которым «…их честь и достоинство не позволили согласиться с капитуляцией, убежали тогда в Хунзах к Мухаммаднуцалу и Мухаммадмирзе - хунзахским ханам, просить у них помощи. Названные ханы, оказали детям Сурхая— Мухаммаду и Муртузали большое уважение» - свидетельствовал в своей хронике Хайдарбек Геничутлинский.

Надир-шах по занятии Кумуха, расположился здесь лагерем и в течение месяца практически ничего не предпринимает против аварских обществ. Из Кумуха Надир-шах был вынужден отправить часть войск на помощь своему вассалу шамхалу Хасбулату, осажденному в Тарках восставшими против персов кумыками. Другую часть войск Надир отправил в Кубачи, где в течение трех недель уцмий Ахмед-хан сдерживал натиск 24 тысячного корпуса под командованием Лютф Али-хана. Но после капитуляции его союзника Сурхая, его положение стало критическим и Ахмед-хан был вынужден признать себя побежденным, но прежде ему удалось заручиться условием сохранения Кубачи под властью выборных старшин.

Надир-шах потребовал от Сурхай-хана (так же от шамхала Хасбулата, уцмия Ахмед-хана и акушинского кадия Хаджи-Аюба – подвластных шаху) в течение 10 дней доставить в его лагерь отряд хорошо вооруженных всадников в 1000 человек, а для нужд своего войска по одной тысяче быков и по три тысяче баранов. Сурхай-хан явился в шахский лагерь с требуемым провиантом и отрядом в 400 человек, так как «… он более того числа дать власти не имеет, понеже всего деревни, имея с аварским ханом сообщения, учинились ослушны, а о своих сыновьях, где они скрывались, и знать не может», - сообщал Калушкин.

12 сентября 1741 г. Надир шах выступил в поход на Аварию. И с первых же шагов столкнулся с упорным сопротивлением. Вторжение в Аварию происходило с двух сторон – со стороны Кумуха во главе с самим Надир шахом и со стороны Аймакинского ущелья во главе с Лютф Али-ханом и Гайдар-беком.

Первое крупное сражение между горцами и шахскими войсками произошло в Аймакинском ущелье, здесь почти полностью был разбит 20 тысячный отряд персов. Такой же участи подвергся 10-тысячный отряд Гайдар-бека, от которого после разгрома осталось 600 воинов, с которыми он бежал. Весь обоз отряда 19 пушек много боеприпасов оказалось в руках горцев. Решающее же сражение разгрома войск Надир-шаха произойдет в Андалале.

К обществу Андалал войска Надир-шаха подступили к концу сентября 1841 г. Сам Надир-шах расположился лагерем на Турчидагском плато, раскинув свой шатер на большем холме с ровной вершиной, недалеко от скального обрыва над аулом Мегеб (расстояние от этого холма до Мегеба по прямой около 2-х км). Место это и поныне известно как «холм, на котором остановился Надир-шах». Плато Турчидаг, на котором расположились войска Надир-шаха, на южном склоне завершается крутым уклоном, местами высокой скальной стеной, которая прерывается только в двух местах. На этом склоне довольно высоко расположены три аула: Мегеб, Обох, Чох, внизу, ближе к реке находятся Шангода, Шитлиб, лакские Палисма, Камахал, Ури, а на высотах противоположного склона - Бухти, Согратль, Гамсутль. Здесь нет широкой долины, ровных больших полей, для разворачивания конницы или большого отряда воинов, это узкие террасы, со скальными выходами, обрывами, ущелья, теснины. Да и сама дорога на Турчидаг из Кумуха выдалась для каджар нелегкой и, со слов историографа шахского двора Мирза-Мехти-хана, выбила из сил: «…невозможно описать эту трудную дорогу. Чтобы проникнуть в эту страну, требуется 12 дней похода, в котором не находишь ни одного ровного участка, имеются лишь тропинки, по которым с трудом могут идти два солдата пехоты».

Андалал к тому времени представлял собой один из сильных союзов вольных обществ Дагестана. Его территориальные пределы составляли близлежащие сельские общины Чоха, Согратля, Шангода, Обоха, Мегеба, Кудали, Кегера, Салта, Хиндаха, Ругуджи, Хоточа. Конфедерация обладала единым выборным правительством из представителей входящих в него джамаатов, общим кодексом законов, известного как «Свод решений, обязательных для жителей Андалалского округа». И первыми пунктами в нем были отмечены важность защиты общества (Отечества) от чужого посягательства: с человека, не принявшего участие в тревоге, взыскивался штраф в размере быка, если же селение не принимало участия в тревоге, то с жителей его взыскивался большой штраф. В «Сводах решений обязательных для жителей Андалалского округа» была предусмотрена забота о семьях погибших в войне или покалеченных, их полное обеспечение на себя брало общество.

Известно, что Надир-шах предпринимал попытки склонить Аварию к нейтралитету или к союзу против России, но не имел успеха. В начале сентября 1741 г. костековский владетель Алиш Хамзин доносил в Кизляр, что шах направил послов в «…Авары в такой силе, чтоб мирной трактат заключить, и потом следовать бы на противников веры нашей, то есть на Россию, которые не склонились и в ответ написали: те де нам не противники веры которые нас не разорят, те противны которые нас разорят». По преданию, к андалальскому кадию Дибир-Мусе Надир-шахом был отправлен фирман, в котором он предлагал обществу сдаться, предупреждая, что сопротивление будет для них равносильно поражению. В Андалале, получив шахское послание, для обсуждения вопроса, касавшееся всех джамаатов, на одном из традиционных мест собрался Совет полномочных представителей сельских обществ Андалала - члены совета старейшин, дибиры, а так же главы наиболее почетных и авторитетных тухумов.

Андалальцы войны не хотели, равно как не хотели и любой другой формы зависимости, от кого бы то ни было. Известно письмо гидатлинского ученого-богослова Ибрагима-Гаджи из аула Урада, адресованного Надир-шаху, в котором отражено настроение окрестных обществ в то время, исполненное желанием предотвратить кровопролитие: «... Мы просим Вас, именем аллаха… Возвращайтесь к своим местам. Мы клянемся аллаху, что не хотим воевать с Вами и особенно с людьми шамхала (прим. - приказа о наступлении на горцев ожидал со своим войском стоявший неподалеку, на Аймакинской горе, тарковский шамхал Хасбулат.), с которыми у нас была дружба, еще как у наших отцов и прадедов... Вы не проливаете крови и мы не являемся вашими райятами. К вам, и другим мы не платили и не будем платить ничего... Просим уходить от нас, возвращайтесь обратно…».

В своем письме к шаху гидатлинский богослов с удивлением вопрошает: «… Вы сполна отомстили Сурхаю. Забрали все его имущество, разорили его села, истребили его людей. Какие же претензии у вас к остальным джамаатам Дагестана?»

Были в округе и другие, более воинственные настроения. Отчетливо их выразил ее в своей знаменитой фетве ученый-богослов тех лет Салман из аула Кудали: «…Эти люди, толпа Надир-шаха ….люди с плохими завоевательскими намерениями, с ними нельзя установить мир, с ними нельзя мириться. Надо браться за оружие и перебить всех кизилбашцев…».

Решение, принятое на Совете джамаатов Андалала, вызвало гнев шаха. По преданию, Надир-шах велел казнить троих человек, прибывших к нему на Турчидаг с предложением от имени общества не вступать в их пределы. Таким образом, решить отношения дипломатическим путем не удалось, и всем стало ясно, что вооруженное сопротивление неминуемо.

Представители джамаатов Андалала вновь собрались на Совет. На нем, как это будет видно по дальнейшим действиям андалальцев, будет выработана основная тактика вооруженного сопротивления каджарам: нападать небольшими маневренными отрядами, заставать врасплох, устраивать засады, лишать конницу врага маневренности, действовать по обстоятельствам и, самое главное, не ввязываться в большое, генеральное сражение. По источникам, у иранцев было более 50 тыс. опытных, хорошо обученных воинов, андалалцы же могли выставить от силы около 5 тыс. ополченцев.

По преданию, первым боевым действием андалальцев было ночное нападение на отряд, охранявший табун лошадей. Наутро, как сообщает автор «Хроники войн Джара» (XVIII в.), командующий войск Надир-шаха Кани-хан «…со своим афганским отрядом с чохских гор выступил на близлежащие селения Мегеб и Обох. Оба села Кани-хан сжег». Однако людей в этих селениях персы не обнаружили. На обратном пути следования в свой лагерь, в узком ущелье чуть выше Обоха их поджидала засада. Каджары даже не смогли применить свое оружие – на них сверху летели камни. Отряд был уничтожен.

Одновременные бои шли в разных местах - на землях чохцев, обохцев, мегебцев, согрталинцев, шитлибцев, палисминцев. По существу это была партизанская война, беспрерывная, рассчитанная на изматывание врага. И погода сопутствовала замыслу горцев: шел холодный дождь, дороги раскисли, горы и ущелья окутаны туманом. Так продолжалось несколько дней. И все же, андалальцы, которые умело и сполна использовали тактику партизанского боя, понимают, что численный перевес каджар не может не сыграть свою решающую роль. Пока еще у андалальцев были силы держаться, гонцы с письмами направляются в общества нагорного Дагестана с призывом прийти на помощь.

Мы не располагаем ни одним письменным свидетельством подобных воззваний, однако в аварском тексте песни «О разгроме Надир-шаха», составленном в 1942 г. М.С. Саидовым из нескольких вариантов, бытовавших в различных районах нагорной Аварии, перечислено более 10 союзов сельских обществ, к которым обратились андалальцы: Гидатль (сс. Мачада, Урада, Гентаб, Тлях, Хотода, Накитль, Тидиб ), Карах (сс.Гочоб, Цулда, Тлярош,Тлях), Келеб (с.Ругельда и др.), телетлинцы (с.Телетль), Багвалал (сс. Хуштада, Тлондода, Кванада, Гимерсо, Тлисси, Тлибишо), Чамалал (сс. Верхнее и Нижнее Гавкари, Гигатли, Гадири, Агвали, Ричаганих), Каралал (сс. Карата, Арчо, Маштада, Верхнее Инхело, Рацитль, Рачабулда, Тукита, Сивух, Нижнее Инхело и др.), Тиндал (сс. Тинди, Акнада, Ангида, Тисси и др.), Анкратль (селения Тляратинского района и Бежтинского участка), Хиндалал (селения Унцукульского и части Гергебильского р-на), Нахбакал (Гумбет, Казбековский р-н).

И действительно, перед лицом реальной внешней угрозы все аулы вольных обществ, большие и малые, поднялись как один. Горцы вольных обществ, люди лично независимые, свободные уздены - свою свободу и независимость ставили превыше всего и считали, что их надо сохранить, даже ценой жизни многих. Именно этим следует объяснить тот дух горцев, сражавшихся в Андалале, их отчаянно смелые поступки, массовый героизм, решительность женщин, единство и готовность всех ополченцев прийти на помощь друг другу, и – их общую, одну на всех, победу над врагом.

Местные источники (как это ни странно) содержат довольно скудные и отрывочные сведения об этим историческом сражении, и не в состоянии воссоздать достоверную картину тех событий, поэтому сложно пройти мимо той информации, что сохранилась в народной памяти, в ее устно-поэтической традиции. Из исторической песни «О разгроме Надир-шаха» становится известно о том, что когда войска вышеназванных обществ собираясь в поход «только седлали коней», в Андалале уже вступили в бой отряды ополченцев из ближайших обществ - Караха, Тлейсеруха, Мукратля.

Любопытно, что на другое обращение андалальцев к хунзахскому хану, согласно исторической песне, первыми отозвались представители одного из воинственных родов Хунзаха, воспетого во многих героических песнях аварцев: «И когда в Хунзахе прочли посланье, Стали снаряжаться дайтилальцы». Именно хунзахские тухумы Дайтилал вместе с Огузилал проявили инициативу организации хунзахского ополчения, отличившегося в решающем сражении у Согратля. В частности, бегство Сурхаевых сыновей в Хунзах, по некоторым преданиям объяснялось тем, что мать Муртазали являлась членом семьи дома хунзахского рода Дайтилал. Следующие строчки одной из песен о разгроме Надир-шаха в Андалале, возможно подтверждают это предположение: «Доб гьитIинаб къукъа кисан бачIараб?/ Къукъадул цевехъан щиб рахалдасан?/Доб гьитIинаб къукъа Хунзах Дайтилал/ Къукъадул цевехъан Муртазаали/» - /откуда появилось это маленькое войско?/ из каких земель предводитель войска?/ то маленькое войско Дайтилал из Хузаха/ предводитель войска Муртазали/.

К концу третьих суток подоспела помощь.

Вопрос о руководстве сражением в Андалале вызывает интерес практически всех исследователей. События этой тяжелой борьбы и великой победы отражены во многих рассказах, преданиях и легендах, воспеты в песнях, записаны современниками, описаны историками. Анализ имеющегося материала показывает, что единого, общего руководства, так сказать «генерального штаба», у горцев в этой операции не было. И сложиться оно не могло, поскольку в каждом ауле создавались свои отряды, которые определяли своего цевехана – предводителя, которые действовали исходя из конкретных обстоятельств. Ясно одно, что при тех ярко выраженных анти-ханских, анти-феодальных настроениях, бытовавших в аварских вольных обществах и, в частности, закрепленных в нескольких пунктах законодательного «Свода решений», андалальцы не могли допустить (ни при каких обстоятельствах) к руководству собственным обществом ни отважного хана Мехтулинского Ахмед-хана, ни Муртазаали, сына плененного Казикумухского Сурхай-хана.

В тяжелых боях прошли четыре дня и ночи. На пятый день усилились натиск и давление горцев на иранцев и шах решил послать три крупных отряда в трех направлениях: к Обох - Мегебу, Чоху, Согратлю - они занимали важные стратегические позиции и мешали продвижению иранских войск вперед - на запад или на юг. Один из таких отрядов неподалеку от Чоха, в местности Хариб («ХIариб», «хIари» - грязевая жижа с ав.яз.), заняв нужные высоты дагестанские ополченцы поджидали с засадой. Местность Хариб – это скалы, обрывы, крутые склоны с уползающим из под ног сланцем, узкие тропы. По сути, это природный капкан, если умело закрыть три-четыре прохода. Так случилось и с иранским отрядом. Практически никому из отряда не удалось выбраться из этого ущелья. Другой крупный отряд был разбит на пахотных полях селения Мегеб. В песне «О разгроме войск Надир-шаха» так говорится об этом сражении: «Не получившие въюка навоза мегебские пашни, были удобрены кровью иранцев», «По не промытым дождевым потокам обохским ущельям, потекла речка каджарской крови». Из чохской рукописи становится известно, что «...на полях мегебских развернулись сильнейшие бои между пешими отрядами персов и андалалского войска, каралалского и хунзахского. …. в тот день, и на мегебских землях, и в окрестностях Чоха в местности «Гьоцноб» войска каджар были так сильно потрепаны, что бежали».

Третий отряд, который шел в сторону Согратля, попал в засаду в местности Хициб, неподалеку от селения Обох. Здесь развернулось одно из жесточайших сражений, где пал практически весь иранский отряд. Надо заметить, что ни сам Хициб, ни тем более прилегавшая к нему местность не позволяли персам применять кавалерию, ни многотысячное пешее войско: рельеф поневоле разбивал сражающихся на небольшие группы, лишив тем самым противника преимущества маневра крупными силами.

В этот же день, когда шли бои на южном склоне горы Турчидаг, с севера на шахский лагерь, находившийся на самом плато, напали объединенные отряды цудахарцев, лакцев, акушинцев, кубачинцев. В развернувшихся сражениях было проявлено невиданное мужество, совершено множество героических поступков, горцы добровольно шли на смерть ради большой цели. Победа или смерть - другой альтернативы горцы, принимавшие участие в Андалальском сражении, не рассматривали.

И. Калушкин, воочию наблюдавший Андалальское сражение, в очередной реляции от 28 сентября 1741 г., сообщал что «... Его величество (Надир-шах), видя это со злости плакал». Надир-шах рискуя потерять все войско и самому попасть в плен, начал поспешное отступление назад, в сторону Кумуха. Среди самых известных трофеев горцев оказались шахское знамя, его золотое седло, казна и шахская корона. По мнению Калушкина общие потери иранских войск за время похода в Аварию составили до 40 тысяч человек.

Отступив в Дербент, Надир-шах не оставляет попытки привлечь на свою сторону владетелей и старшин Дагестана. С этой целью, как сообщает И. Калушкин, шах посылает Сурхай-хана с 40 тыс. рублями для раздачи «горским старшинам» с тем, чтобы «пристойною дачею тех денег к стороне его величества привлекал и равномерно еще и в военную персидскую службу постоянных людей набрать…». Но эти меры не дали желаемых результатов. Сурхай-хан, был вынужден вернуться в шахский лагерь, не сумев уговорить горцев сложить оружие. Российский дипломат В. Братищев (переводчик при Калушкине, а после его смерти в 1742 г., был назначен на его место), состоявший при дворе шаха, сообщал, что Сурхай-хан, будучи в Лакии, уговаривал сына сложить оружие и подчиниться власти шаха. Тогда Муртазали, выхватив кинжал «... наотрез ответствовал, что никогда шаху послушание принести в мысли своей не имеет».

Надир-шах продолжает уговаривать горцев прекратить борьбу с ним, обещая им различные привилегии. В ответ на одно из таких предложений уцмий Ахмед-хан Кайтагский прислал письмо в «осмеятельных тонах». Но, каким бы оно не показалось дипломату Братищеву вызывающим, вряд ли оно превзошло по дерзости письмо хунзахского нуцала Магомед-хана, который писал Надир-шаху: «Ты упрекаешь меня в том, что я не явился к тебе на поклон. Я воздержался от этого потому, что ожидал твоего прибытия к себе, чтобы принять и проводить по нашему горскому обычаю. Я слышал, что между тобою и нашими пастухами произошла «драка». (прим. – намек на Андалальское сражение). Уверяю тебя, что наши добрые воины не участвовали в этом, и я не мог бы допустить этого, ибо драться с пастушьим сыном (прим.- намёк на незнатное происхождение шаха) подобает лишь пастухам. Именно поэтому, увидев, что в руках наших пастухов огромное количество персидских женщин, плешивых верблюдов, мулов, лошадей и драгоценностей, наши добрые воины обвиняют меня в том, что им ничего не досталось. …Я советую тебе – иди скорее назад в Иран и больше не приходи к нам, а то мы тебя пошлём в пекло, чтобы ты мог найти там своего брата (прим. - имеется в виду убитый горцами в 1837 г. в Джарах Ибрагим-хан, брат шаха Надира)…»

В 1743 г. Надир-шах отказался от продолжения военных действий в Дагестане и с жалкими остатками своей разгромленной армии отступил в Муганскую степь. И уже никогда и нигде не одерживал побед (по сути, все его последние сражения представляли собой карательные экспедиции в различные области государства), а его империя быстро распалась после того, как он был убит в 1747 году.