Песни Мукминат

Когда раздались первые такты бубна, все вакруг меня примолкли, а при первых звуках яркого " сочного голоса стих веселый праздничный гомон свадьбы. Не верилось, что это поет пожилая женщина: не просто страстная, а пламенная песня будоражила душу...

Послушайте меня, друзья,
Хотя боль души моей
Пересказать нельзя,
От горячих слез моих
Снег в горах растаять должен,
От тоски моей и стонов
Скалам в пору расколоться...
Но лежат снега, не тают.
Не шелохнувшись и скалы.
Знать на горький стон души
У них терпения хватает...

Улучив минуту, я познакомилась с певицей. Мукминат Махмудова - уроженка селения Караща Лакского района. Меня заинтересовала ее судьба, тогда же договорились с ней о встрече. Долго беседовали мы. И встали передо мной во всей красе и женская стойкость, и верность; и удивительная одаренность обыкновенной сельчанки. Мукминат была единственной дочерью Эфенди и Марьям Махмудовых. Детство текло беззаботно: училась в школе; дома помогала родителям соседям старушкам - выполняла самую трудную для них работу: носила им воду. И всегда за любой работой пела, так у нее с раннего детств, повелось.

По соседству с ними жил парень по имени Абуталиб, очень любил он слушать ее песни. Но пришло время и Абуталиб уехал в Саратов к старшему брату и поступил там учиться в техникум. Через год Абуталиб вернулся в родное село, приехал, чтобы попрощаться с родителями, родственниками и друзьями - его призывали в армию. И тут Аоуталиб узнал, что Мукминат, которая, которая впала в его душу - с самого детства, сватает ее родственник по имени Гусейн и что девушке вот вот кольцо обручальное наденут.

С самого утра подкарауливал Абуталиб на улице в надежде поговорить с Мукминат, но до самой ночи так и не появилась соседка. Так вышло и на второй день. Вечером он выяснил, что вместе с матерью с раннего утра работает она в поле и поздно возвращается. Он стал прислушиваться, ожидая возвращения Марьям и Мукминат. И, когда услышал их голоса, рискнул и пошел прямо к ним. Встретила Абуталиба бабушка Мукминат, веселая и старая старая Пати, с вязанием в руках, пригласила войти в дом, поздравила с приездом.

- Да вот, бабушка Пата, завтра я уезжая служить в армию, зашел; попрощаться с вами, - сказал Абуталиб.
- Вах, вах, вах, сын мой! Дай бог тебе здоровья, Неужели тебе на самом деле в армию пора? Нет ли тут какого-нибудь харама? - не унималась Пати. Но убедившись, что сосед не шутит, позвала всех домочадцев, велела накрыть скатерть. Тут, наконецто, увидел Абуталиб веселую и озорную Мукминат. Легко текла беседа за чашкой чая.
- А помнишь Абуталиб, - спросила Пати с усмешкой, - как Марьям уговаривала тебя: "Иди, голубчик, покачай люльку моей дочки, а как они вырастет обязательно за тебя замуж отдам... "А ты спрашивал - правду ли она говорит" Марьям клялась, что не обманывает, и ты бежал к нам качать люльку Мукминат. Помню, однажды я в шутку сказала, что Мукминат мы отдадим за Гусейна, а ты разозлился, перестал укачивать и убежал. Такой смешной ты мальчик был. Помнишь? А теперь на самом деле моя шутка правдой оборачивается, мы ведь действительно собираемся выдать Мукминат за Гусейна - засмеялась громко бабушка Пати, а за нею и все остальные. Одна Мукминат не смеялась, зарделась, что маков цвет. Абуталиб промолчал. Когда Мукминат стала выносить убранное со скатерти. Абуталиб осторожно вышел за ней и попросил выйти потом на улицу. Поговорить надо. Абуталиб попрощался с родителями и бабушкой Мукминат и с пей самой - тоже. И молча вышел. А бабушка Пати вслед ему сказала: - Странно, ему сообщили, что выдаем Мукминат замуж, он даже не поздравил. Вскоре Мукмипнат вышла за ворота в Абуталиб признался ей, что он много лет думает о ней.
- Я ни о ком не думаю, никого не люблю, Абуталиб. И мне все равно за кого выйти замуж, - ответила Мукмннат.

Абуталиб стал ее просить подождать хотя бы год, не давать слово Гусейну, а через год он приедет а отпуск из армии и сам оденет ей кольцо. Мукминат пообещала подождать год. Стали приходить от Абуталиба письма из армии. Сначала он адресовал их всей семье Махмудовых, а затем пошли письма и лично Мукминат, что не понравилось Гусейну и его родным. Они стали настаивать, чтоб сыграть поскорее свадьбу Мукминат и Гусейна.

Но Мукминат неотрез отказалась выходить замуж раньше чем через год. Теперь девушка с нетерпением ждала писем Абуталиба, стала уделять больше внимания его родителям, оставшимся без помощников в домашнем хозяйстве. Старший брат Абуталиба Магомед с семьей жил в Саратове. Из-за того, что Мукминат отложила решение о замужестве, между ее родителями возникли разногласия. Отец всецело стоял на стороне Гусейна, который настаивал на ускорении свадьбы, а мать всецело стояла на стороне дочери

- Что же мне теперь, прибить ее за то, что замуж не хочет идти? Как мне потом быть, если у меня кроме нее нет других детей? -говорила Марьям. Вот так и вышел в семье разлад. Разговоры о замужестве Мукминат постепенно заглохли. А Мукминат уже прониклась новым чувством - днем и ночью думала об Абуталибе, постепенно душу и сердце ее заполнила большая любовь. Ей было тогда шестнадцать лет. Она написала ему, что думает только о нем, ждет только его, готова лишиться жизни, чем выйти замуж за другого. И вот получает она от Абуталиба долгожданное письмо, написанное в стихах. Оно сохранилось до наших дней.

Фиалка с дивным ароматом,
Выросшая на краю валуна,
Благоухание твое до меня доносится,
Но рука моя до тебя не доходит.
В пустыне пробившийся
Прохладной воды родник,
Журчащий голос твой слышу,
Но губами к тебе не приник,
Огонь души моей может
Остудить твоя прохлада,
Когда пылаю я в огне любви,
Другому не давай прохлады.
Ты как солнце красное,
Выглянувшая, чтоб растопить снега,
Когда мое тело заледенело,
Не грей никого другого.

И Мукминат послала Абуталибу первый ответ в стихах.

От того, что я не рядом,
Ты об этом не грусти,
Разве солнцу изменив,
Я на звезды не посмотрю?
Если Ты в мой сад придешь
Попросить цветок сорвать
Тебе не только тот цветок
Душу свою могу отдать,
Если жажда будет мучить.
И напиться ты попросишь,
Выпить дам глаза свои,
Дам выпить вместо воды.
Самый вкусный в горах -
Лекувалинский родник,
Всех желающих оставим
Мы, ни на кого не глядя,
К его струям припадем.
Пусть слово по полю летит,
Голубка на небе парит,
Друг мой, помни сделаю я,
Все, что желает душа твоя.

Не Суждено было Абуталибу через год приехоть в отпуск, а через два года"- вернуться из армии. 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная воина и Абуталиб был в числе первых защитников Родины. Ушел на фронт из Саратова и старший его брат - Магамед. Как и всех людей нашей страны, беда коснулась и односельчан Мукминат. На фронт ушли из Караша все, кто Мог держать оружие;

Пришло долгожданное письмо от Абуталиба. Верьте, писал он, враг будет скоро разбит и мы с победой вернемся домой. Абуталиб писал редко и очень коротко, в основном спрашивал о здоровье близких. В сорок втором в Караша пришло извещение, что старший брат Абуталиба - минометчик Магомед пал смертью храбрых на поле боя. Горькая весть сломила его отца, он заболел и вскоре умер.

Никто не решался сообщить Абуталибу эти горькие вести. Абуталиб видно сердцем чуял недоброе. И в каждом письме стал спрашивать о брате и об отце. Он жаловался Мукминат, что отец почему-то не пишет, спрашивал получают ли письма от Магомеда.

Если его адрес изменился, просил он, сообщите, ему. Мукминат написала, писем от Магомеда нет и неизвестно, ще он. Потом оборвались письма и от Абуталиба. После смерти старшего сына и мужа мать Абуталиба, Уди, совсем слегла от горя. Мукминат старалась быть рядом с ней, помогала по хозяйству, поддерживала добрым словом. Как только Мукминат появлялась, Уди неизменно задавала один и тот же вопрос:

- Неужели и тебе не написал письмо Абуталиб? Дочка моя, я скоро умру, не дождавшись этого письма. - И Мукминат ласково и бережливо успокаивала ее, рассказывала о других, что тоже не получили ни одной весточки из армии, а потом приходили письма из госпиталя, были и другие случаи. Должно быть и Абуталиб попал в госпиталь или в такое место, откуда письма и посылать нельзя. А сама, уйдя домой, переживала не меньше, чем мать Абуталиба, и успокоить ее было некому, она не смела никому открыть душу, даже порой делала вид, что письма Абута-o либа для нее - это просто развлечение, ведь она ему не невеста, не близкая родня, он для нее - односельчанин и сосед. Болела у нее душа. Знала, что люди поговаривали, что после смерти Магомеда по горскому обычаю, его младший брат Абуталиб должен жениться на его жене. А вскоре приехала из Саратова - жена Магомеда и стала жить в их доме, как полноправная хозяйка. Ее родня постоянно напоминала Уди: жена Магомеда должна вместе с ней ждать возвращения Абуталиба с фронта, а самой Уди следует уговорить сына взять в жены именно ее, а не другую.
- Дай, Аллах, чтобы мой Абуталиб вернулся живым, а там посмотрим, - говорила Уди. Она знала об отношениях Мукминат и Абуталиба, знала как окрепла их письменная связь и ей больше нравилась Мукминат, нежели невестка. Легче становилось на сердце, если удавалось встретиться с Мукминат и поговорить об Абуталибе.

Еще до того как перестали приходить письма. Уди попросила Мукминат собрать Абуталибу посылку из вещей, приготовленных ею. Там были теплые носки, варежки, безрукавка и сухофрукты. Собирая посылку, Мукминат положила туда и вышитые ею носовые платки, и теплый шарф, ею же связанный. А вообще каращинские женщины часто посылали на фронт теплые вещи, связанные своими руками. Когда эта посылка дошла до Абуталиба, он был безмерно рад, ибо понял, что ее отправляли вместе мать и Мукминат. Он написал Мукминат, благодарил ее за подарок, что почувствовал будто не посылка, а сама она навестила его. А еще он писал, что образ ее всегда с ним. И хотя уже почти полгода не было от Абуталиба вестей, девушка не знала что и подумать, но сердце подсказывало: Абуталиб жив! Но где он, что с ним? Маялась думами.

...В один счастливый день почтальон принес письмо от Абуталиба, да еще сказал,- что и мать тоже получила от него весточку. Значит жив!

Мукминат от радости место себе не находила. Прежде чем прочитать свое письмо, она побежала к Уди. И в открытые ворота увидела,что невестка уже читает ей письмо, а Уди слушает, плачет да приговоривает: "Хвала Аллаху!" чуть ли не после двух-трех строчек ей прочитанных. Мукминат вернулась домой, пошла к себе и тайком от всех стала читать письмо Абуталиба, вытирая катящиеся градом слезы...

Абуталиб писал, что попали в окружение, потому и не мог ни он, ни его товарищи отправить письма. А там и ранило его, да еще и контузило, вот уже несколько месяцев лежит в госпитале. Письмо было написано чужой рукой. Мукминат подумала: он или очень тяжело ранен, а может рука искалечена... Она показала письмо своей матери и мать посоветовала послать ему посылку в госпиталь, ведь там с едой должно быть плохо, как и везде. Они собрали кое-какие, непортящиеся продукты: сушенное мясо, орехи, баночку меда, топленое масло, все это собрали у родных, знакомых и отправили посылку. Мукминат вложила туда и письмо, и сочинила стихи, чтобы подбодрить его:

Олень мой бесценный
В недоступных горах,
Узнав, что ты ранен,
Исстрадалась я.
Если не приходят
Письма от тебя,
Мысли мои чернеют
Тридцать раз на дню.
Исчез бы под корень
Фашистский род.
А Гитлера очаг
Пусть молния сожжет,
Поправляйся поскорее, дорогой.
На побывку приезжай
В дом родной.

Почти месяц ждала Мукминат ответа. Абуталиб сообщил, что поправляется, а значит и в госпитале теперь долго не задержится. И самое главное, сам писал, своей рукой! Значит на самом деле поправляется. Мукминат работала в колхозе наравне со взрослыми женщинами, порой ночью убирала личный участок, а днем - ходила в колхоз. Фронту нужен был ударный труд. Холодными зимними вечерами многие женщины села вместе вязали, шили, шерсть чесали.

Вместе и работалось веселее, да еще керосин экономили. Иной раз у одной лампы человек двадцать собиралось, делились новостями, кому и откуда известие пришло, обсуждали, что по радио говорят. А радио-то было только в райцентре, туда и ходили сельские активисты за последними новостями. А потом Абуталиб сообщил, что из госпиталя вернулся в свою часть, писал: освобождаем Украину и до победы совсем недалеко. Как и всегда, в письмах он стремился передать свою уверенность в скорой победе, ободрить родных и сельчан. А победа все не приходила...

Минуло три очень длинных года: потому что длинными становились все месяцы и даже дни ожидания и страха за фронтовиков. Гибли каращинцы. Не было в селе женщины, не одетой в траур: у кого сын, у кого брат, у кого родственник пал в бою. После письма с Украины долго не приходила весточка от Абуталиба. Вести с фронта и письма говорили о победном продвижении нашей армии на запад. Радовались каращинцы. Только Мукминат трудно стало улыбаться вместе со всеми, на душе было тяжело, четыре месяца прошло без писем от Абуталиба. Уди пекла традиционные лепешки и по пятницам раздавала садака, просила молиться за сына.

И сама молилась - вернись с фронта, сынок. При каждой встрече с Мукминат Уди спрашивала: "Доченька, не снится ли тебе Абуталиб? Если видишь его во сне, скажи, как он тебе снится? А то я сны свои до утра забываю... Голова уже не та. Но душа моя чует что-то неладное." Мукминат успокаивала ее рассказами о своем хорошем сне и говорила: "Абуталиб жив. Будь с ним что-нибудь страшное, я обязательно почувствовала бы." Минуло еще несколько месяцев и в один счастливый день пришла радостная весть - победа! Все высыпали на улицу, поздравляли друг друга, плакали, расцветилось селение самодельными красными флагами. Люди испекли лепешки и раздавали садака, девушки оделись в самые нарядные платья и пошли к роднику. Мукминат радовалась со всеми, но не смогла она нарядно одеться, улыбаться и танцевать. Тяжелый камень лежал на душе, градом катились слезы. Пряталась девушка даже от домашних. Вечером мать сказала:

- Уди сидит у своего порога с пустым кувшином, спрашивает, не пойдешь ли ты за водой.

Мукминат умылась, приоделась и пошла. Испугал ее вид Уди: глаза - красные, лицо отекшее, видно тоже весь день проплакала. Мукминат хотела успокоить се, но Уди первой сказала:

- Вижу, дочка, и ты тоже плакала... Спасибо тебе, что делишь со мной мое горе, а если его разделить пополам, оно легче становится... - И они обе расплакались. Спохватилась девушка:
- Почему мы плачем, как-будто Абуталиба уже нет? Может он снова в госпитале лежит, может в плен попал и не может ничего сообщить. Если бы с ним случилась беда, нам сообщили бы, как всем сообщают. Не имеем'" мы права терять надежду, -торопливо говорила Мукминат.
- Вай, Аллах, доченька! Я не только по Абуталибу плачу, ведь у меня теперь никого нет умер муж, погиб мой дорогой сын Магомед, а теперь и от Абуталиба нет вестей. Будь он жив, сообщил бы. Неужели так и сгорит мое гнездо, развалится мой очаг, проклятые фашисты! - разрыдалась Уди.
- Душа подсказывает мне: Абуталиб жив. Что делать, погибших уже не вернешь. Плохая весть не обошла ни один дом. Что делать! Ты потерпи еще, матушка Уди. А то давай в Кумух, в военкомат съездим, может они сумеют что-нибудь разузнать, - предложила Мукминат, взяла кувшин и пошла за водой.

Через несколько дней Председатель колхоза Абакаров поехал в Кумух, чтобы разузнать о судьбе тех, от кого нет никаких вестей. Все матери, сестры вышли на окраину села и с нетерпением ждали его возвращения. Когда лошадь Абакарова показалась из-за горы, все оживились. Но председатель еще издали слез с лошади и пошел к ним очень медленно и молча. Женщины поняли: нет хороших вестей.

- Там ничего не знают о них, обещали выяснить, записали все фамилии и части, где они служили, и адреса, откуда поступило последнее письмо. Говорят, очень много наших в плену у немцев, их обменивают на немцев, что у нас в плену. Потерпите еще немного, теперь же легче будет что-нибудь узнать. Вернутся наши сыновья домой. Аминь, - сказал Абакаров.

Минул после Победы год и летом сорок шестого пришло, наконец, письмо от Абуталиба. Писал он матери из Таджикистана. Читали его всем селом, радовались всем селом. Абуталиб писал, что был в плену у немцев, в концлагере почти два года находился, что недавно их обменяли на немецких военнопленных и вернули на Родину.

Домой вернуться не разрешили: отправили на рудники. Абуталиб писал, что он и несколько лакцев из разных сел вместе. А еще он просил - верьте, за нами нет вины: не изменяли. Родине, не предавали, не трусили в бою. Просил, чтобы родные были уверены в его честности, чистоте и правоте. Об этом же он написал вскоре Мукминат: "Не стыдись того, что я в заключении, нет за мною ничего, как и за теми, кто тут со мной. Это какая-то ошибка, что военнопленных сослали, приняв их за изменников."

И Мукминат ответила ему:"... Где бы ты ни был, слава Аллаху, что ты жив! В твоей честности и правоте я никогда не сомневалась, я готова разделить с тобой твои трудности и горе, ибо горе, разделенное пополам, Легче переносится - это сказала твоя мать. Чтобы с тобой не случилось, с этого дня я всегда буду рядом с тобой..." Абуталиб находился на таджикском руднике Табашар. Все ждали, что скоро всех бывших пленных отпустят домой. Но шли дни за днями, за месяцем месяц, а в судьбе Абуталиба не было перемен...

Однажды Мукминат нашла Уди в слезах.

- Вот, дочка, - протянула она ей письмо сына. - Пишет, что ко всем его товарищам приехали родственники. Ама-а-а-н! Дорогой мой сын, отца бы послать к тебе" но его нет в живых, брата бы твоего послать, да убили его фашисты. Самой ли мне поехать к тебе? А я даже по воду сходить не могу. Что же мне делать, родной мой сынок?! Будь у меня крылья - Прилетела бы...

"Был бы у меня брат, чтобы послать его к Абуталибу", - подумала Мукминат. Дома она рассказала матери о горе Уди, поделилась мыслями.
- Конечно, отправили бы брата, где его взять? Как твоему отцу сказать о беде Абуталиба? С тех пор, как ты не вышла за Гусейна замуж, обижен на тебя и со мной грызется. Теперь он скажет: "Так вам и надо!"
- Тетя Уди говорит, будь у нее здоровые ноги - пешком бы до него дошла. У меня крепкие ноги; почему бы мне не отправиться туда?
- Что ты, дочка, что ты! Не бредишь ли ты? Потише говори, родная" чтобы никто не слышал!
- Почему же бред? Я по-русски кое-как могу разговаривать, могу спросить дорогу. У Абуталиба теперь ни отца, ни брата, некому к нему поехать. Разве мы ему не родственники и не ближайшие соседи? Если бы кто-нибудь из нашей семьи попал в такое положение, разве Абуталиб не поехал бы?
- Молчи, дурочка! Пока я жива, ты из родного аула шагу не ступишь. Когда я умру, делай, что хочешь. А пока, пожалуйста, молчи, чтобы отец этого разговора не услышал, - сказала перепуганная мать и заплакала.

Мукминат и не думала отказываться от своей мысли. Написала Абуталибу, и он прислал радостный ответ, написал: "Ты не за решеткой, как я. Ты сможешь дойти до меня".

Вслед за этим Абуталиб прислал письмо и ее отцу - Эфенди. Он просил Эфенди один раз в жизни заменить ему отца, которого теперь у него нет и привезти Мукминат к нему. А в новом письме к Мукминат сообщил, что он и его друг Газимагомед строят домик, чтобы было где остановиться гостям. Эфенди не торопился с решением, написал Абуталибу, что идут полевые работы, вот к осени посмотрим...

Наступила осень. Эфенди молчал и Мукминат решила поехать сама. Мать стала плакать, просить отца поехать вместе с ней.

"Вот обмолотим зерно, посмотрим...", - ответил Эфенди. Намолотили зерно, прошел и октябрь, а Эфенди молчал. Тогда мать разозлилась и стала собирать дочку в дорогу.
- Там каторга, туда ссылают преступников! Ты что, хочешь послать дочь на верную гибель? - возмущался отец.
- Разумеется, заключенных не ссылают в отцовский дом, но если Абуталиб, который столько воевал, перенес концлагерь, был тяжело ранен, но живет там и переносит все тяготы каторги, почему же наша дочь, здоровая и молодая, не сможет перенести эту поездку?

И еще, Абуталиб сейчас находится в большой нужде, ему некому помочь, а на войне женщины помогали даже совершенно незнакомым солдатам. Почему же наша дочь, которая столько лет была с ним в дружбе, не должна помочь ему в это тяжелое для него время, хотя бы как лакцу, как соседу, как родственнику? - все не унималась мать, собирая дочку.

- Хорошо, я поеду с ней, но зачем ты собираешь в дорогу столько барахла, зачем одеяла, зачем подушки, мы там побудем несколько дней и вернемся обратно, - сказал отец.
- А что, несколько дней вы будете на голых камнях спать, ведь там каторга, как ты сам говоришь, не отцовский дом. Будете возвращаться, оставите Абуталибу все это, - настаивала мать.

Довольно большую связку вещей приготовила и мать Абуталиба. Холодным осенним утром, уложив вещи на ослов, двинулась Мукминат с отцом из селения к шоссейной дороге. Потом на грузовой машине доехали до Буйнакска. Мукминат вспоминает, как она в Буйнакске первый раз в своей жизни увидела поезд и была немало удивлена. Так и поехала поездом до Махачкалы. С трудом взяли билет на поезд в Баку, а из Баку надо было перебираться в Красноводск пароходом. На вокзалах скопилось множество народу, везде плач, везде крики, воровали все, что неуглядишь.

- Видишь, что творится на белом свете? А ты поеду, поеду! Ты бы из Буйнакска дальше не смогла доехать. Там же ограбили бы. К тебе жулики не подходят, потому что я с тобой рядом да и с кинжалом, - говорил отец. Он был прав, кругом так и рыскали шайки разбойников. Средь бела дня грабили одиноких женщин, старух и никто ничего не мог делать.

Доплыли и до Красноводска и оттуда поездом доехали до станции Урусовка, но не удалось прокомпостировать билеты. Трое суток мыкались на вокзале, Тогда Эфенди вышел на шоссейную дорогу, ведущую в Ленинабад и стал ловить машину. Оставалось уже совсем немного ехать, а трудности были неимоверные. Мукминат переживала, волновалась и нервничала, но видя, в какое затруднение она ввела отца своего с этой поездкой, молчала и виду не подавала, как ей плохо да трудно. Одна мысль была в голове - лишь бы доехать до Абуталиба и увидеть его своими глазами.

Нет, не десять дней прошло!
Десять тысяч дней прошло!
А дороге этой длинной
Конца-края не было...

напишет потом Мукминат, вспоминая эту тяжкую дорогу.

Наконец-то доехали до Ленинабада. Там узнали, что до рудника Ташабар идут только грузовые машины и самосвалы, везущие руду. Попался самосвал и пришлось отправиться на нем. Шофер их довез до канцелярии рудника.

Женщина-диспетчер сказала:
- Нет, нет, вы не доберетесь туда, где работает Махмудов! Я дам ему вызов через шофера, а вам придется подождать несколько часов.

Было очень холодно, кругом все замёрзло, в диспетчерской горел в маленькой печи уголь и было. тепло. Эфенди велел Мукминат угостить женщину-диспетчера чем-нибудь. Мукминат вытащила домашнюю халву и чурек, чему женщина очень обрадовалась. Сразу поставила она чайник на печку и напоила их чаем. В диспетчерскую заходило много людей: здесь отмечались все проезжающие шоферы. Мукминат сидела возле окна и смотрела на дорогу, откуда по ее мнению должен был появиться Абуталиб. И вдруг она услышала разговор на лакском языке и обернулась - отец разговаривал с каким-то стариком. Мукминат решила: это один из тех лакцев, что находятся вместе с Абуталибом и снова отвернулась к окну.

- С приездом, Мукминат! - сказал подойдя к ней тот же самый старик. Голос его показался ей до боли знакомым. Она взглянула в его глаза и узнала. Абуталиб! "Боже мой, что сделали с ним фашисты, неужели это мой любимый Абуталиб!" - обожгла мысль. Она протянула ему дрожащую руку, ручьем хлынули слезы.
- Зачем теперь плакать? Мечта наша сбылась, мы живы и встретились еще на этом свете? - сказал Абуталиб. Голос его дрожал от волнения. Руки его были костлявые и длинные. Впалые щеки и длинная борода делала его неузнаваемым стариком, костлявые тонкие руки его дрожали.
- Что же с тобой такое случилось? От тебя и четверти не осталось, тяжелое, видимо, ранение было и долго болел? - спросил его Эфенди.
- Было и ранение тоже, но я не у тетки в гостях, дядя Эфенди, а в немецком концлагере был. Из нас, пленных, и одного из десяти в живых не осталось. Нам еще повезло, мы счастливы, что ступили ногой на родную землю...

Эфенди тяжело вздохнул, а Мукминат все плакала. Дежурная угостила и Абуталиба чашкой чая. Он ввел Мукминат с отцом в свое пристанище. А "домик", о котором писал Абуталиб, была хибара, больше напоминающая пещеру. Они и построили ее, выпилив изнутри горную породу и дополнили ее сбоку подпорными стенками, а сверху намостили крышу.

- Если бы я знал, что вы приедете сегодня, я бы с утра печку растопил. Эту печку мне смастерил Газимагомед, я и дров немного припас к вашему приезду, - сказал Абуталиб и показал на маленькую железную коробочку посреди комнаты, возле которой лежала кучка дров.
- Права оказывается была моя жена, что снаряжая нас сюда, все необходимое положила в хурджины, кажется, даже спички положила. А вот дрова, точно помню, она позабыла, - пошутил Эфенди.

Абуталиб засуетился и стал растапливать печь. Когда он вышел. Мукминат спросила отца: "Знает ли он, что погиб Магомед, что он ничего о нем не спрашивает?"

- Я думаю, догадывается, хотя Уди говорила, что он ничего не знает. Когда Абуталиб вошел в комнату и стал возиться с чайником, Эфенди спросил его, знает ли он о своих домашних, пишет ли ему мать.
- Да, мать мне писала, но о смерти отца и брата я узнал от посторонних людей, - сказал тихо Абуталиб. Тогда Эфенди встал, вытянул обе руки вперед и прочитал алхам, тоже самое сделала и Мукминат.
- Ты извини нас, сынок, мы думали, что ты ничего не знаешь и поэтому не стали сразу тебе выражать соболезнование, не хотели начинать с печальных известий. Прими наше соболезнование, желаем тебе и матери твоей здоровья и долгих лет жизни! Бог отнял у тебя отца и брата. Что делать, нет теперь у нас семьи без печали. Будь проклята жестокая война.

В этот день все мужчины-дагестанцы собрались к Абуталибу, негде было сидеть и поэтому все стояли вдоль стен, рассказывали о пережитом.

- Насколько я понял, вам здесь негде купить себе что-нибудь съестное. Как может больной, ослабленный мужчина делать эту тяжелую подземную работу, получая в сутки только восемьсот граммов, хлеба и не имея другой пищи? - удивлялся Эфенди.
- Мы в концлагере делали еще более трудную работу, обходясь в сутки кусочком черного хлеба чуть больше спичечной коробки. И если каждый день он доставался, радовались тому. Еще терпели издевательства фашистов, Слава Аллаху, выжил в той обстановке. Когда нас водили на работу, немцы заставляли нас подняться на один холм, затем с вершины того холма прикладом ружья толкали нас и сбрасывали вниз, если упавший не мог подняться, его пристреливали на месте, так как он уже не работник. А тех, кто смог подняться отправляли на работу. Бывало, что и на холм подняться не могли заключенные, этих на полпути расстреливали, - сказал Газимагомед.
- Однажды, когда мы работали в степи, - стал вспоминать Абуталиб, - нашел несколько маленьких тыкв. Я от радости не знал, что с ними делать. Думал, с кем бы поделиться этой радостью, настолько велика была она для меня. И вдруг вспомнил двух лакцев, отца и сына - двух лудильщиков из Кумуха, попавших в плен где-то в России. Состояние у них было по хлеще чем у меня, они гибли от голода, едва могли стоять на ногах. Они работали подальше от меня, Пошел я к ним с этими тыквами. А у самого от радости - рот до ушей, как-будто я им кусок драгоценности несу. Я протянул им одну тыкву. Они оба удивленно посмотрели на меня. У старика потекли слезы. Дрожащими руками старик взял тыкву. Успел поцеловать мою руку, а тыкву протянул сыну и сказал:
- На поешь, сынок, хоть одним днем раньше тебя я на этот свет появился, так пусть и умру раньше, пусть ты проживешь хоть на. день дольше меня, поешь.

Но сын взял тыкву, разделил ее пополам и пока отец не съел свою половину, не начал есть. И оба так благодарили меня, будто я им целую корову подарил. Никогда в жизни не забуду ту картину, мне даже порой кажется, то добро, что я тогда сделал, спасло меня самого от смерти. Однажды, проснувшись утром, я не нашел своего "котелка для супа, его у меня украли. Это грозило гибелью. Ибо ничего другого, чтобы налить пищу, у меня не было. А если котелка нет и еду не давали. Утром я съел кусок хлеба, что оставил с вечера, обычно нам утром еду не давали, и пошел на работу. К обеду принесли суп и стали раздавать.

Суп, конечно, был не суп в прямом смысле, а так... - две-три семечки и чуточку зелени в кипяченой воде. Все идут туда, где раздают суп, а я с голоду умираю. Пошел я тоже за супом, и когда дошла до меня очередь, протянул свою шапку, вот мол налейте сюда. Налили. Положил под шапку руки и бегу назад быстро, чтобы суп не весь вытек. А кушать не разрешалось ближе чем на расстоянии трехсот шагов от того места, где раздавали. Если кто и начнет есть, не пройдя положенного расстояния, его тут же расстреливали. А я бегу и думаю, вот бы направить в рот себе эти капля, что падали вниз, но зная, что застрелят меня, бегу. Наконец-то, добрался до положенной черты, съел два-три глотка, что остались в шапке, и еще на дне оказалось несколько семечек, это тогда было большое богатство. Вечером мои друзья нашли где-то котелок и принесли мне. В лагере ежедневно умирало много людей, котелки умерших давали вновь прибывшим, так видимо и мне достался новый котелок. До полночи беседовали собравшиеся земляки позабыли, что рано утром надо на работу.

Бедные, они все считали, что нынче находятся в раю, по сравнению с тем, что было в концлагере. Прошло несколько дней, Абуталиб стал просить Мукминат, чтобы она осталась с ним здесь еще на несколько месяцев, говорил: скоро наступит весна и кругом будет много съедобной зелени, да и ей можно будет ездить на базар в Ленинабад, она же не в заключении, как он. Мукминат была согласна остаться с ним, даже работать с ним вместе в рудниках, но отец стал собираться в обратный путь. Мукминат сказала отцу, что решила остаться еще на некоторое время.

- Нет,нет,что ты говоришь?! Я раньше сам даже думал оставить тебя здесь. А как увидел эти условия, понял, что здесь невозможно жить. Ты собираешься заставить его делить с тобой эти восемьсот граммов хлеба, что ему выделяют в сутки? Как же он будет работать под землей? А другой еды здесь негде взять. В этом проклятом месте ты найдешь себе могилу! - твердил отец.
- Я тоже буду работать, мне тоже будут -давать хлеб, если они, такие больные и худые мужчины, переносят эти условия, почему я не смогу перенести? - настаивала на своем Мукминат.

Абуталиб тоже стал просить Эфенди, чтобы он разрешил Мукминат остаться с ним. Он надеялся, что скоро его вовсе освободят, и они вместе приедут домой. Эфенди же не сказал ни да, ни нет и стал молча собираться домой и, уезжая, сказал дочери: "Раз ты меня не слушаешь, не надейся больше и на мою помощь." Уехал Эфенди обратно очень недовольный и расстроенный. Мукминат осталась с Абуталибом. А его товарищи взялись построить им комнату побольше. Газимагомед смастерил ей кастрюли, тарелки и даже половник. Все радовались, что наконец-то появился человек, которого можно будет посылать на базар и купить им что-нибудь.

Когда же узнали, как красиво поет Мукминат, это стало для них величайшей радостью. Они столько лет не слышали родной музыки, родных песен! Теперь почти каждый вечер Мукминат пела им, и они чувствовали себя счастливее тех, кто сидит в настоящих театрах и слушает хорошие концерты. Они говорили: "Наша каращинка рождена, чтобы восславить всех лакских женщин". Наступила весна, Мукминат стала ходить в горы и собирать зелень. Все дагестанцы приносили ей муку, у кого сколько было, чтоба она приготовила курзе.

Мукминат готовила их очень хорошо, всё ели с удовольствием, считали, что эта еда для них - путь к исцелению. Однажды вернувшись с гор, куда она ходила собирать траву, Мукминат обнаружила, что их обокрали. Украдено было все подчистую. Осталось, только то, что было на ней одето. Мукминат в это время ждала ребенка. Кинулись на поиски и обнаружили, что какая-то женщина, приехавшая туда работать месяца два тому назад, набрала два мешка вещей и удрала на машине с рудой. Искать ее поехали в Ленинабад, но она бесследно исчезла.

Муминат очень переживала, нет для будущей крохи ни пеленки, ни распашонки, ни одеяла - все приготовленное - украдено. Когда мужчины рассказали Абуталибу, возвращающемуся с работы о случившемся, расстроился не столько тем, что их обокрали, сколько опасался переживаний Мукминат. Бегом побежал домой и застал Мукминат в слезах.

- Ты что с ума сходишь? Зачем из-за тряпок плачешь? Подумай,какой ты наносишь этим вред нашему ребенку. Если вор сделал тебе во вред на рубль, ты сама себе сделаешь на тысячу. Опомнись! - успокаивал ее Абуталиб. Тотчас же пришли лакские мужчины и принесли талоны, которые им дали на одежду.
- Эти талоны сейчас нам не очень нужны, купите все, что необходимо вам, мы готовы отдать последнее, лишь бы Мукминат не расстраивалась, лишь бы она, как прежде улыбалась нам, - успокаивали земляки, стали вспоминать о гораздо больших неприятностях, что приходится переносить людям. Когда гости разошлись, Абуталиб сказал:
- Наше счастье я держу в руках, как горящую свечу, боюсь как бы случайное дуновение не потушило ее... Ах, негодяйка, воровка, которая осмелилась дунуть на мою свечу, попадись ты мне когда-нибудь!

Мукминат вспоминает, эти слова, сказанные Абуталибом самому себе, словно разбудили ее ото сна. Стала ругать сама себя за слезы. С тех пор она старалась скрывать все неприятности, чтобы его, не расстраивать. Потом оказывалось, и он от нее скрывал неприятность.

- Вот так душа моя заставляла меня шагать по жизни, пряча все плохое за спиной, перенося на своих плечах и преподнося на ладонях все хорошее, приятное. Встречаю я теперь молодых, что выдумывают всякие причины для ссоры: этого нет, того не хватает, делают бурю в стакане воды. А я им говорю, все у вас есть, нет только любви и жалости друг к другу. Истинная правда, когда между мужем и женой есть любовь и согласие, все и хватает и во всем везет.

Как-то беременная Мукминат спросила Абуталиба, кого бы он хотел, сына или дочь? Он ответил: "Какая разница, что бог даст, то и будет. Вообще-то на этот раз хотел бы сына, чтобы дать имя Магомеда". Родился сын и Абуталиб так сильно радовался, что Мукминат даже перепугалась, нельзя так сильно радоваться. Он любовался ребенком, что солнышком ясным, лелеял его на руках, боялся уронить, боялся, что его могут украсть и с работы летел домой, быстрее хотелось увидеть своего малыша. Но вскоре ребенок заболел. Абуталиб бегал, искал врача или кого-нибудь, кто мог помочь малышу... Но так и не смогли найти медработника, чтобы обследовать ребенка. Первенец их умер.

"Ах, мой дорогой и несчастный брат! Только появился снова на свет и второй раз умираешь!" - плакал Абуталиб.

Видя, как он убивается, Мукминат, хоть велико было горе ее - матери" старалась держаться и успокаивала Абуталиба. Услышав о смерти малыша Мукминат, Эфенди упрекал жену: "Вот посмотришь, теперь она и сама умрет!,Ты послала ее на мучения и несчастья на чужбине! Я предвидел все это!" И мать написала письмо Мукминат, просила бросить все и ехать домой, а не ждать, пока отпустят Абуталиба. Когда его освободят, он тоже приедет. "Побыстрее возвращайся сама," - умоляла мать. "Как я могу бросить Абуталиба в. такое тяжелое время? Кто его поддержит, кто поможет, если я уеду домой? Кто более чем он нуждается в этом. А если его мать нуждается в помощи, так вы там, в Караша, помогите ей сами мы родственники ее, близкие соседи, если даже не считать, что сын ее мой муж..." - так писала Мукминат родителям и не поехала домой.

Она скрыла от Абуталиба требование матери, сказала, что дома переживают их несчастье, выражают соболезнование. Если к заключенным приезжали родные - они непременно заходили к Мукминат, благодарили ее за участие к их близким. В то время отменили талоны на одежду и питание и можно было хоть и дорого, но купить самое необходимое в магазинах. Полегче жить стало людям. Заключенные теперь получали за работу больше. Мукминат научилась кое-как говорить по-таджикски и теперь ездила в Ленинабад на базар, покупала и себе, и другим все необходимое.

И снова запела Мукминат, как прежде. С тех пор, как Абуталиб узнал, что Мукминат снова ждет ребенка, он извелся, дрожа над ее здоровьем, предлагал поехать домой и там родить ребенка: боялся, что в этих условиях и новый малыш может умереть.

Мукминат соглашалась вернуться, если доведется случай отправиться в Дагестан с одним из земляков. Одна ехать боялась, а мужа даже до Ленинабада не отпускали. Никто из Дагестана так и не приехал, и второго ребенка она родила в той же хибаре. Снова родился сын. Назвали его Махмудом, в честь отца Абуталиба. Было решено: когда ребенку будет несколько месяцев, Мукминат уедет с ним домой. Однажды явились на рудники сотрудники милиции и многих заключенных забрали в Ленинабад, в том числе - Абуталиба.

Ждала его несколько дней Мукминат, думала вот-вот вернется. Но шли дни, его не было, не вернулись и его товарищи. Некого даже было спросить, что случилось. Тайком от начальства съездил Газимагомед в Ленинабад. Узнал: забрали их для следствия, будут судить, а потом может быть и освободят вовсе, когда узнают, что нет за ними никакой вины. По настроению Газимагомеда и его состоянию Мукминат поняла дело обстоит не так просто, как он рассказывает.

Она потеряла сон, извелась от переживаний. У нее стало пропадать молоко, а раз молока нет,чем кормить ребенка? Коровье молоко тоже невозможно достать. Однажды Мукминат решилась и, оставив ребенка у знакомых, поехала в Ленинабад, разузнать все и хоть душу успокоить. В Ленинабаде много приезжих из Дагестана, были они из разных мест, но все хлопотали за своих близких, заключенных в тюрьму. Передач в тюрьме не принимали, свиданий не разрешали.

Единственное смогли узнать: все их дела, как бывших военнопленных, переданы военному трибуналу. Вернулась Мукминат еще более подавленной. Много раз после этого ездила Мукминат в Ленинабад в надежде хоть что-нибудь услышать или узнать. Но никто ее и слушать не собирался. Мукминат вспоминает: "До сих пор я не знала, что я сама такая беспомощная, не приспособленная к жизни, а мой голос настолько слаб, что его не слышат ни милиция, ни следователи; ни тюремное начальство. Мои заявления ни до кого ни доходили, никто на них не отвечал.

Все, к кому я обращалась - были глухи и слепы. "И все же умудрилась она послать ему передачу. Из тюрьмы Абуталиб передал через кого-то записку и велел в ней забрать ребенка и ехать домой, а не ждать, пока его вопрос решится. Но Мукминат не могла уехать, она ждала определенного конца.

Через три месяца был суд. Всем заключенным присудили по двадцать пять лет тюремного заключения. Вместе с Абуталибом судили еще четырех лакцев: Гусейна Амирханова из селения Цийша, Давуда из селения Шуни. Сайгида Курбанова из селения Кара и Абдулла из Халакар. Все такие же без вины виноватые, как Абуталиб. После суда разрешили увидеться с Абуталибом, но только через окошко. Абуталиб успокаивал Мукминат, что правда восторжествует, судили-то их неправильно. Просил ее держаться стойко и как можно скорее уехать домой и сберечь сына. "Письмо напишу уже в селение с того места, куда отправят," - говорил муж. Ей стало немного легче, когда увидела Абуталиба, он ее успокоил, подбодрил и по дороге домой, на рудник, она строила планы, еще раз навестить Абуталиба, передать ему необходимые вещи, а затем уехать. Дома ее ожидал Газимагомед.

- Всех нас, - кто был в плену, собираются судить, - сказал он тревожно, - все, кто могут бежать, бегут отсюда, я бы тоже убежал, но не могу тебя оставить одну. Немедля собирайся в дорогу и попроси, чтобы отпустили меня проводить тебя хотя бы до Ленинабада, а там посмотрим, как сложатся обстоятельства.

Мукминат послушалась его, собрала в дорогу только самое необходимое, много нужных вещей, одежды и утвари пришлось бросить. Как везти что-нибудь, имея на руках ребенка. На утро, попросив разрешение отпустить Газимагомеда. проводить ее до Ленинабада, Мукминат выехала из рудника. В Ленинабаде Газимагомед быстро достал билеты на поезд до Красноводска, и сам тоже поехал с ней. Но, когда сели в вагон, предупредил, что его могут искать и потому он будет прятаться.

В Красноводске Газимагомед посадил ее на пороход, а сам остался на берегу, сказал, что теперь пойдет, куда глаза глядят. И после этого Мукминат не видела его, не слышала о нем ничего. С девятимесячным малышом приехала Мукминат в Караша и сразу пошла к свекрови. Лежала она парализованная, онемевшая от горя. В доме - никаких продуктов. Ни-коровы, ни курицы - ничего не осталось в хозяйстве. Оставить больную свекровь и ребенка и работать в колхозе Мукминат не могла. Первое время спасала помощь" матери продуктами, а отец считал себя в ссоре с ней. В селении ее называли женой изменника и врага, из колхоза продуктов не отпускали ни ей; ни свекрови.

Мукминат вышла как-то на работу, но аульское начальство намеренно ее отстранило от работы. Не давали ей заработать даже на кусок хлеба. Наконец-то пришло от Абуталиба письмо из местечка Усть-Кут, что на берегу реки Лены. Абуталиб писал, что все нормально, работает в лесу. Сообщил он и о том, что все они послали в Москву просьбы пересмотреть их дело, и ждут ответа. Больше всего, писал он, тревожит его положение матери и ребенка, просил уберечь сына.

О болезни матери он еще не знал. Не найдя в родном селе сочувствие к себе, Мукминат решила поехать в Сибирь к Абуталибу. Категорически отсоветовал он ей ехать к нему, даже обиделся на такую мысль. Мукминат опять пошла в контору колхоза просить работу. От одного к другому отсылали ее там, чтобы отвязаться от нее.бригадир предложил ей работать на самых дальних участках. Сколько не просила дать работу поближе, ибо у нее маленький ребенок и прикованная к постели свекровь, но бригадир ее не желал и слушать. Пришлось в четыре часа утра вставать и вместе с ребенком отправляться работать там, куда никто не шел. Доведенная до отчаяния Мукминат послала тогда мужу в Сибирь такие стихи:

Мой безвинный белый тополь,
Закованный, безгрешный олень,
Хоть бы и меня посадили
Вместе с тобой леденеть.
С рассветом восходящая
Светлая звезда,
От твоих страданий
Болит моя душа.
Кто же проклял нас, сказав,
Пусть в муках соединятся,
Не испив чашу любви.
Чьи это сбылись проклятья?
От фашистских пыток
Изувеченный мой друг,
Почему же и на Родине
Твои страданья длятся?
Завидую ашугу, ибо знаю:
Что в песнях печаль свою он изольет.
Завидую плакальщице, что слезами
Может вылить свою горечь.
А с кем мне, обездоленной,
Боль души разделить?
Если один тебе верен,
То другой - коварен.

Через некоторое время Мукминат получила ответ на свое письмо от Абуталиба, который тоже написал в письме несколько строк стихами:

Хоть и крепки морозы
В сибирской стороне,
Наша любовь горячая
Греет душу мне
Работа такая тяжкая
В закованном льдом краю!
Все я снесу, все выдержу
И на ногах устою.
Горе, если нашу любовь
Уложат в землю несчастья.
И не опишут в книгах ее
Ни поэт, ни писатель.

Мать Абуталиба умерла, так и ие увидевшись сыном. Ничто теперь не удерживало Мукминат в ауле, оставила сына у своей матери и поехала в Махачкалу, искать работу, на любую была согласна. Устроилась на швейный комбинат, сняла квартиру и стала хлопотать о пересмотре дела своего мужа.

В 1953 году умер Сталин. Вскоре пронеслась весть, что всех, безвинно осужденных, будут освобождать. И Абуталиб тоже, сообщил, что приходили , тут к ним следователи, вели допросы, выясняли степень виновности: теперь хоть луч их надежды появился! Но так долго тянулось ожидание, вершители судеб не спешили, а больные слабые каторжане погибли.. В 1953 году Мукминат пошла к следователю, попросила написать заявление о пересмотре дела своего мужа. И снова долго ждала ответа, ждала какого-нибудь решения. Все молчали в ответ, только одни слухи давали проблеск надежды. "Кое-кого уже освободили, потерпи немного, - писал Абуталиб, - очередь". Наконец в январе 1953 года Мукминат получила его телеграмму из Москвы. Абуталиб сообщил,что теперь он в пути домой.

Заплакала от радости Мукминат, долго плакала. "Слава" Аллаху, что возвращается ко мне живым!" - все твердила она. Показала телеграмму на работе и стала каждый день ходить встречать поезда из Москвы. И возвращалась, не встретив его. Однажды Мукминат расстроенная вернулась домой и увидела оборванного мужчину, сидящего у ее порога. Абуталиб! Она бросилась к нему и долго не могла выговорить ни слова. Зашли в комнату.

- На чем ты приехал, я ведь ходила тебя. встречать к поезду? - спросила она в слезах.
- На поезде приехал. Я тоже думал, может ты пришла меня встречать, но потом подумал, ведь какой-нибудь знакомый может увидеть тебя рядом со мной, с оборвышем и нищим, и сам себе скажет: "Где, интересно, нашла Мукминат этого подзаборного? "И подумал, пойду сам по ее адресу домой, хоть соседи, наверное, знают обо мне. Так и дошел до твоего порога, - сказал Абуталиб. Мукминат видела, что он болен: тяжело дышал и часто кашлял.
- Ты, наверное, по дороге простудился. Я сейчас тебе чаю сделаю из чебреца, у меня и молоко - есть, - засуетилась Мукминат.
- О...о, сколько лет я чебрец не пил! Это же дарман, давай, давай побыстрее, - пошутил Абуталиб.

До полуночи не ложились, все говорили говорили. Сколько еще нужно было сказать, о нем в письмах не написано? Слушая рассказ Абуталиба о тяжких условиях заключенных в Сибири, Мукминат сравнила Сибирь с концлагерем.

- Единственная разница, - пояснил муж, - в том, что в Сибири таких пыток, как в концлагере, не было, но люди там погибали от холода, от голода, от болезней. Я тоже не раз заболел, однажды даже серьезно: крупозным воспалением легких, лежал в больнице при смерти. К счастью там оказался врач/кумык из Дагестана, тоже сосланный, бывший военнопленный, он то меня и спас, назначил хорошее лечение, сам контролировал медсестер, за питанием следил... Он раньше меня освободился. Дай бог ему здоровья! Вот окрепну, поеду в Буйнакск, разыщу его обязательно; Он был родом из Буйнакска.

Болел Абуталиб, кашель не прекращался, пролежал целую неделю после приезда, хотел набраться сил, чтобы поехать в аул, повидаться с сыном, с родными. Мукминат, радуясь его возвращению, надеялась, что она теперь сумеет его оставить на ноги. После концлагеря он был хуже, думала она, положение было серьезное, вылечить болезнь легких, при недостатке лекарств и скудности питания - очень сложное дело. Порой Абуталиб не мог и подняться с постели. Вместе решили: надо вернуться в Караша. Родной очаг и родные горные места сделали свое дело. Абуталиб стал понемножку работать в поле, помогал людям, кому крышу покрыть, кому окна застеклить - он был на все руки мастер и делал любую работу с удовольствием. У Абуталиба и Мукминат родились еще дети. Потихоньку обзавелись хозяйством, появился и домашний скот. Но Абуталиб по-прежнему часто болел. Ездил он в Кумух в врачам, возвращался оттуда еще более уставшим и больным.

- От частого хождения к врачам нет пользы, больше нервничаешь и устаешь. За время, что потратил на поездки к врачам, мог бы полезное дело сделать, - сокрушался он, вернувшись из Кумуха.

В 1961 году как-то сообщили, что Абуталиба вызывают в Кумух, в военкомат. Мукминат испугалась.

- Что они теперь хотят от человека, который от одного дуновения готов упасть? Неужели не будет ему покоя на этом свете? - горько причитала она.

Абуталиб успокаивал как мог, говорил, что не может быть теперь ничего, тревожного и серьезного. Мукминат собрала его в дорогу и на всякий случай послала с ним первенца - четырнадцатилетнего Махмуда. Целый день Мукминат ходила тревожная, все валилось из рук, а под вечер не вытерпела и вышла на окраину села, стала смотреть на дорогу, идущую в село. Издалека она увидела мужа и сына, спускающихся в ущелье. Она обрадовалась. Не подождав, пока они поднимутся, побежала к ним навстречу. Заметив, что муж и сын в хорошем настроении, сказала:

- Слава Аллаху! - и отлегло от сердца.

Оказывается, Абуталиба приглашали в Кумух, чтобы вручить медаль "За освобождение Киева". Среди солдат, героически воевавших за освобождение Киева, был и Абуталиб.

- Сколько несчастий, несправедливости, пыток и трудностей выпало на мою и твою голову, слава Аллаху, пришлось нам увидеть и этот сегодняшний день, - сказал Абуталиб, присаживаясь возле жены на валуне.

Поздравить его с наградой пришли все родные и друзья, даже те, кто в тяжелые годы, называя Мукминат женой изменника Родины, не давая работы, выжили ее из аула. Теперь они, как пристыженные проказники, сидели молча и говорили невпопад. А Мукминат и Абуталиб забыли уже обо всем, улыбались всем, благодарили тех, кто переступил порог их дома в радостный день. Все было хорошо, дети, бегая вокруг отца, старались тронуть медаль своей рукой, только Махмуд, считая себя взрослым и соучастником отцовского подвига, выглядел гордым и серьезным. Но состояние здоровья Абуталиба с каждым днем ухудшалось, он не мог работать, чаще лежал дома. В Кумухе врачи посоветовали направить его на лечение в Махачкалу, но и в Центральной республиканской больнице лечение не помогало. Приехала Мукминат оставив на Махмуда, маленьких детей, за которых на душе было: тревожно, но не могла жена не быть рядом с мужем, так как он был тяжелый. Больных удивляло, что Абуталибу всего сорок девять лет, ибо выглядел он дряхлым стариком.

- Если со мной что случиться, не переживай, - говорил Абуталиб жене, - когда я был в концлагере, мечтал хоть раз увидеться с тобой, а затем умереть, но мне выпало громадное счастье - я не только увиделся с тобой, но и женился на тебе. В ссылке уже не надеялся увидать тебя и сына, смерть поджидала меня. Однако, я не только увидел тебя, но и прожил после ссылки с тобой столько лет, у нас есть дети. Теперь, слава богу, войны нет, дети не погибнут. Я себя считаю счастливым человеком, ибо мне два раза громадно повезло. А теперь от судьбы не уйдешь. Бог, наверное, говорит: "Надо и совесть иметь, я тебя два раза с того света вернул", - пошутил он.

Мукминат тоже шутила, стараясь подбодрить мужа, и вселить надежду на выздоровление. А врачи беспомощно раздвигали руками и пожимали плечами: "Мы не боги, что в наших силах - сделаем". Так и не смог ни один врач, ни один профессор спасти Абуталиба, который скончался на руках у Мукминат.

На панихиде по любимому другу жизни Мукминат причитала:

В начале лета ледяной выпал град,
Сад где цвели розы инеем покрылся.
Алмаз моей души река унесла в море,
И зеленое море сверху льдом покрылось.
Видели ли вы люди как летние цветы
Беспощадный град безжалостно убивает,
Так уничтожали в этой короткой жизни
Моего бесценного моего друга жизни.
Видели ли вы когда-нибудь чистый горный ручей.
Не успев дойти до моря скованный льдом,
Этот ручей напоминает мне судьбу любимого,
Не утолив жажду любви, ушедший в могилу.
Фашистские изверги его истязали,
Сибирские морозы его сковали.
Из какого же кремня было сделано его тело,
Что столько мук и бед переносил?
У травы, осенью инеем покрытой,
С весенним солнцем корень обновляется,
А моего друга, в Сибири замороженного,
Никакая весна обновить не смогла.
Какой же этот короткий сон - человеческая жизнь,
Какой же это обман - человеческая жизнь,
Какой же это обман - человеческая любовь,
Как короткий ночной сон из-под глаз уходит,
Как призрак радуги любовь играет с нами.
Люди обогрейте друзей в этой жизни,
После смерти их обогреть невозможно!
Люди берегите близких в этой жизни,
После смерти их беречь невозможно!
На красное солнце смотрящий
Балкон моего любимого
Раз хозяина не стало пусть рухнет, развалится.
Наша с ним спальня из пиленного камня
Пусть горит ярким пламенем с пола до потолка.
Тот кто знает жажду любви, тот пожалейте,
Кто не знает, хоть посочувствуйте,
Тот, кто нынче погребен в земле,
Не утолив жажду любви, отправился.
Вы, глаза мои чтоб вылиться вам до дна,
Ваш драгоценный зрачок в пучину вылился.
Мой прекрасный тополь в райском саду
Еще на белом свете пять адов прошел,
Не успел жизнью семейной насладиться,
Кровожадная смерть его забрала.
Теперь мне не осталось радости в этой жизни,
Чем вершины снежных гор,я скована льдом.
Я не успела любимому слово досказать,
Могильные камни его закрыли от меня.
Может, он говорит со мною по ночам,
Но из толщи земли мне не слышно его.
Люди, берегите близких при жизни,
После смерти их беречь невозможно!

Муж умер, остались семеро детей мал мала меньше. "Ну что ж" - сказала Мукминат сама себе, - придется под платьем завязывать ремень и под платком надеть шапку, чтобы,не дать детям ощутить отсутствие отца, Абуталиб не хотел, чтобы его дети чувствовали себя сиротами". Так она и старший сын Махмуд взяли на свои плечи все тяготы и невзгоды семьи. А сколько их было! Всех детей необходимо одеть, обуть, прокормить, поставить на ноги, дать образование. Махмуд учился хорошо, имел намерение продолжить учебу, окончить институт, но оставить всю семью на плечах матери не хотел. Мукминат с ним не согласилась: "Чем ты хуже других? Езжай, учись, а мы обойдемся, отец твой перенес концлагерь, ссылку в Сибири, слава богу, мы находимся на своей земле, в своем доме", - сказала она.

Мукминат вспоминает, как приехал домой сын, учившийся в Махачкале,и сказал ей, что его призывают в армию, приехал попрощаться, как призывали в армию Абуталиба, как уезжали из аула все мужчины на фронт. Тяжело стало на душе, но взяла себя в руки и сказала сыну: "Прежде всего, сын мой, сходи на могилу своего отца. Он хотел тебя вырастить, обучить, проводить в армию в мирное время, но не смог увидеть тебя мужчиной, защитником Родины, не довелось встретить и сегодняшний день. Сходи к нему и скажи: "Ты для меня стал образцом терпения и мужества. То, что ты стерпел, я тоже стерплю, то, что ты выдержал в своей многотрудной жизни, и я выдержу, не сделаю ничего такого, что могло бы омрачить твою память". Затем Мукминат собрала всех родных и близких, устроила проводы сына. И, конечно, сочинила песню на проводы сына и спела в тот вечер собравшимся гостям:

Уезжаешь сын родной,
Доброго тебе пути!
Пусть спокоен будет мир,
С радостью возвращайся!
Труд, приложенный отцами,
Оцени ты и прими,
И геройски защищай,
Что отцами завоевано.
Пусть мать не родит сына,
Что не годен в армии служить,
Пусть служат наши сыновья,
Чтоб возмужалыми вернуться.
Старшим будь ты сыном,
Ровесникам будь ты братом,
На границе земли родной,
Стой как сын отчизны.

Так мать провожала сыновей в армию, они возвращались к ней, добросовестно исполнив материнский наказ. Перед свадьбой Махмуда Мукминат пошла на могилу Абуталиба, поделиться с ним радостью своей и, вернувшись, исполнила на свадебном торжестве такую песню:

Я сходила к другу
На свадьбу сына пригласить.
"Тело мое рассыпается,
не могу встать",- сказал.
Пойдем, - спросила я, - посмотришь
На счастье сына,
На желание своей души,
Что сегодня исполняется.
"Очарованные прекрасным миром
Черные мои глаза
Теперь засыпаны землею,
Смотреть не могу", - сказал.
Как я вернулась от друга
Знает бог и я,
От слез моих теперь стала
Река ваша полноводной.
Об ашугах много слышала,
Увидеть не пришлось,
Все, что я в жизни испытала,
Меня ашугом сделало.

После Мукминат выдала замуж дочь и на ее свадьбу сочинила песню:

Уходишь, дочь любимая,
Счастливого пути!
Желаю в новом доме
Счастье тебе найти!
Девичьи свои привычки
В отцовском доме оставь,
Возьми на плечи дом мужа
И заботу о его родне.
Благодарного отца дочь,
Прекрасных братьев сестра,
Там, где твой шаг наступит,
Посади цветущий сад.
Не надо травить себе душу,
Тем, что нет отца в живых,
Чтоб его место занять,
Братья твои достойные.
Не печалься, что нет
Материнской родни,
Твои сестры родные
Заменят тебе родню.
Перед мужниной родней
Персиками стол накрой,
С улыбкой на лице встречай
Гостей своего дома.

Мукминат сейчас в пожилом возрасте, но голос ее и теперь очень приятный. Легко и свободно воет горянка свои песни, лицо ее озаряется, глаза светятся. Невольно думаешь какой же она была, наверное, красавицей в молодые годы! Сколько бы испытаний не выпало на ее долю, она осталась красивой, лицо и душа ее излучают бесконечную доброту. Мукминат и теперь сочиняет песни на злобу дня, против всяких войн и междоусобиц. Космический полет своего земляка Мусы Макарова она тоже отметила новой песней, которую исполняла на всех торжествах:

Горные орлы отважные
Парят на небесах,
Выше небес ты поднялся,
Наш сказочный герой!
Сын мой, Муса, спасибо,
Прославил наш народ,
Показал всему миру,
Где гнездятся орлы!
Дай бог тебе здоровья
И матери твоей,
Чтоб поднялся ты выше
Всех вершин на земле!

Люди идут к Мукминат как к костру за теплом, находят у нее сочувствие, поддержку и добрый совет. Я спросила эту скромную поэтессу обладает ли кто-нибудь из ее детей способностью сочинять стихи, петь песни? Она ответила:

- Мои дети видели трудности, прошли в этой жизни тернистый путь, поэтому они человечны, совестливы, работящи.

Махмуд закончил институт и работает бухгалтером-экономистом в родном селе Караша. Его жена Сакинат заведует домом культуры. На мое счастье мне и снохи попались такие же, как мы сами, веселые, любящие песен, танцы. Остальные мои дети живут по городам. Сын Эфенди, которому я дала имя отца своего, закончил в Москве институт имени Патриса Лумумбы и сейчас преподает в Дагестанском Государственном университете. В его семье все играют на каком-либо инструменте, хорошо поют. Теперь Сакинат хочет организовать семейный ансамбль, и я согласна с мнением снохи. Пусть мои дети живут радостно, пока живется. Я очень рада, что им выпала доля и счастье, которое не видел их отец, но отдал за это свое здоровье и жизнь. Рада, что исполнилась его мечта. Только бы наши дети не забывали труд и мечту отцов, берегли бы мир, свободу и счастливую жизнь на Земле!